– С переизбранием Владимира Путина начался новый политический цикл, и хотя мы не ждем ничего принципиально нового, попробуем разобраться, что за 25 лет случилось с политической и экономической системой и обществом, есть ли гражданское общество, есть ли политическая нация, рождается ли гражданское общество или деградирует? – так поставил задачу Владимир Рыжков.
Символом этого форума стал таракан – политолог Николай Петров сравнил режим Путина со стойким насекомым, которое может пережить даже ядерную зиму.
Николай Петров: Я и многие мои коллеги недооценили степени устойчивости того режима, который мы много лет обсуждаем, и часто говорили о том, что есть какие-то особенности в его конструкции, не очень совместимые с жизнью. Поэтому ожидались какие-то кризисы, какие-то резкие изменения и так далее.
Оказалось, что этого всего не произошло. Применительно к экономике, у Клифа Дэдди, по-моему, есть образ нашей экономики как табуретки: она очень примитивная и вместе с тем необыкновенно устойчивая, что ты с ней ни делай, несмотря ни на какие внешние шоки, она сохраняет свою примитивную устойчивость.
Применительно к политической системе России говорить о табуретке, мне кажется, неправильно, она гораздо более живая. Я предлагаю здесь концепцию таракана.
Таракан – это достаточно высокоорганизованный организм, который не является промежуточной ступенькой в какой-то высшей эволюции, и который при этом демонстрирует поразительную устойчивость, превосходя во многом гораздо более сложных животных. Например, если отделить голову от тела, то он может жить еще месяц, а умрет он не от того, что с ним что-то произойдет, тело спокойно живет без головы, я бы провел некоторые аналогии, может быть, неуместные, с политическими системами, а умрет он только от того, что нападут бактерии, внешние какие-то факторы, не дадут через месяц этому телу спокойно продолжать жизнь без головы.
И самое главное, если произойдет ядерная катастрофа, мы все с вами как виды, многие высшие животные исчезнут, а таракан в этом смысле очень и очень устойчив к тем внешним изменениям, которые наблюдается. Он пережил на нашей планете уже гигантское количество более высокоорганизованных видов.
Мы слишком много внимания в прошлые 25 лет уделяли тому, какие институты деградируют и как они у нас выглядят, трансформируются, меньше обращая внимания на то, что в политической системе во многом работают принципы политической физики, а именно: если где-то убудет, то где-то прибудет. Если у нас многие институты теряют свою автономию, свою субъектность, то те функции, которые они выполняли, во многом переходят, перехватываются какими-то другими институтами.
Логика даже наоборот: не потому выборы плохие, а политические партии слабые, что они как-то сами по себе ослабели, а потому что единственный мощный, сильный, все время расширяющийся институт президентской власти перехватил те функции, которые другие институты выполняют. То состояние отсутствия действующих и действенных политических институтов, в котором мы сегодня находимся, в ситуации, когда все завязано на один-единственный институт и в этом смысле зависит от человека, который по сути этим институтом является, но является источником потенциального риска для системы, если представить, что что-то с этим единственным институтом происходит. И оно не может быть длительным именно потому, что это состояние неопределенности и большого риска. На мой взгляд, оно является переходным.
Неизбежно либо появятся, либо будут усилены те институты, которые сегодня отсутствуют или находятся в крайне деградированном состоянии. Потому что без этих институтов невозможна та трансформация, которая, я думаю, будет определять политически содержание президентского срока, а именно переход власти, но не от президента Путина к президенту другому, а от Путина президента к Путину в каком-то другом качестве. Эта трансформация, которая должна начаться вот уже сейчас, она, на мой взгляд, и потребует очень серьезной институциалиции.
Формирование правительства показывает, что ресурс позднесоветских и постсоветских элит выработался практически полностью, за исключением Гордеева, у нас таковых в правительстве сегодня нет. Во-вторых, что система винтиков, которую мы сегодня наблюдаем в нашей элите, она работоспособна при двух условиях. Первое условие – когда есть внешний ресурс. К сожалению, на мой взгляд, то, что нефтяные цены снова демонстрируют повышательную динамику, уменьшает мотивацию для власти предпринимать какие-то, пусть и очень ограниченные, усилия по реформированию даже в узко экономической сфере, каковые еще недавно казались неизбежными. Второе: эта система работает, когда надо двигаться по рельсам. То есть когда можно задать курс и не надо принимать решения по ходу, не надо ничего менять, когда система работает как паровоз, двигаясь по заранее проложенным рельсам.
Как только это меняется, оказывается, что система винтиков нежизнеспособна. Я в прошлый раз говорил о неономенклатурной системе, которая, на мой взгляд, у нас построена, окончательно установилась. Я бы сказал так, что, оглядываясь назад, на 25 лет, может быть меньше, можно говорить о том, что в постсоветское время постепенно стала формироваться такая смешанная система, которая объединяла в себе элементы старой номенклатурной системы, и вместе с тем стала появляться относительно независимая политическая элита.
Почему можно говорить о репрессиях, на мой взгляд? Потому что адресатом являются не конкретные индивиды, а группы в элите и социальные группы. Если вы посмотрите на то, кто из губернаторов сидит, вы поймете, что это не самые коррумпированные, это не нарушители конвенции и тех правил игры, которые в системе есть, а это просто люди, оказавшиеся в какой-то момент менее защищенными. Это сигнал не, условно говоря, Никите Белых или Александру Хорошавину – это сигнал губернаторскому корпусу, который очень четко считывается.
Раз уж я стал говорить о региональных элитах в связи с репрессиями, мы посчитали, что каждый год под каток репрессий попадает 2% высшего слоя региональных политических элит, включая губернаторов, их заместителей и мэров столичных городов.
И эта цифра, начиная с 2015 года, находится на стабильном уровне.
На мой взгляд, это свидетельствует в пользу того, что репрессии – это не просто некоторая подготовка к избирательному циклу и, соответственно, цикл завершился, репрессии могут сократиться, а это теперь важное условие функционирования политической системы в новых внешнеэкономических и внешнеэкономических условиях, которое меняться не будет.
То есть эти репрессии не могут идти на спад, они могут либо сохраняться на своем нынешнем уровне, либо усиливаться. Я бы напомнил о работе Триксмана и Гуриева о роли масштабов репрессий в современных авторитарных режимах.
Эти масштабы не должны быть сегодня гигантскими, как это было в нашей стране 70 лет назад, они могут быть менее масштабными по числу, но благодаря коммуникациям, благодаря тому, что все моментально показывается телевидением, их роль, их значение для сохранения или усиления контроля за в данном случае политическими элитами сохраняется на том же уровне, что и тогда.
https://www.svoboda.org/a/29255048.html