Почему в России так сложно поменять вождя
Нескончаемые споры о том, когда и как Путин перестанет править, упираются вовсе не в отсутствие заграничных примеров.
Автократия по-казахстански, по-сингапурски и даже по-китайски для наших властей слишком расчетлива, трудоемка и миролюбива.
Сергей Шелин Обозреватель ИА «Росбалт»
Назарбаевское отречение от власти, успевшее вызвать столько похвал в адрес экс-президента Казахстана и подмигиваний в сторону Путина, оказалось не просто преувеличенным, а вообще не имевшим место. Просто восьмидесятилетний правитель решил, что пора уже заняться оформлением преемничества, и переместился на позицию, которую заранее подготовил, чтобы полностью контролировать этот процесс.
По вполне правдоподобной оценке Григория Голосова, законодательная подготовка именно к такому сценарию началась еще в 2007-м: «Уже тогда Назарбаев принял стратегическое решение о том, что он не будет оставаться президентом до конца дней своих».
Сможет ли престарелый Елбасы осуществить свой план до конца — второй вопрос. Но уже сегодня ясно, что эта кропотливая многолетняя работа мало похожа на фирменные путинские импровизации. Однако о наших делах чуть позже, а сначала — о том, так ли грандиозны трудности, якобы возникающие при замене одного автократа другим.
История постсоветских стран показывает, что там, где есть автократия, замена обожествляемого вождя, пусть даже внезапно умершего и не сумевшего узаконить преемника, проходит быстро и легко. И чем увереннее царил правитель, тем легче. Назарбаевская предусмотрительность критически важна только для узкого круга лиц, замкнутых на его предполагаемого сменщика (вариант: сменщицу), но никак не для Казахстана в целом. А по общему правилу автократ может вообще ничего не предусматривать и при этом сойти со сцены без вреда для большинства своих подданных.
Не было на бывших советских землях более сакрального диктатора, чем Сапармурат Туркменбаши Великий. Но в 2006-м его не стало, а Туркменистан живет как жил. Разве что золотую статую сняли. А следующий глава государства, не предвиденный своим предшественником, уже трижды успешно избирался президентом и в последний раз, в 2017-м, набрал солидные 98% голосов.
Жизнь продолжается и в Узбекистане, хотя Ислам Каримов, умерший в 2016-м, не намечал Шавката Мирзиеева своим наследником. Тамошний режим прекрасно себя чувствует и даже, говорят, подобрел к подданным.
Вернемся к нам. Откуда столько споров о так называемом транзите? Зачем такая спешка? Нынешних назарбаевских лет Путин достигнет только в 2030-м. Правда, приводимый часто в пример Ли Куан Ю формально перестал быть первым лицом всего в шестьдесят семь. Но ведь затем он вместе с сыном курировал сингапурских силовиков еще полтора десятка лет, и только в глубокой старости отправил в отставку зицпремьера и окончательно передал наследнику власть.
А другой канонический правитель, Дэн Сяопин, держал бразды почти до девяноста лет. Его ошибочно называют неофициальной фигурой, опиравшейся якобы лишь на авторитет, хотя в 1980-е он был верховным главнокомандующим (председателем двух высших военных советов, государственного и партийного) и поэтапно сложил полномочия только к началу 1990-х.
Законодательной базы для преемничества в России сейчас нет, но ведь у Владимира Путина впереди полно времени, чтобы ею обзавестись. То, что по правилам надо будет в 2024-м оставить президентский пост, не выглядит такой уж помехой. Правила можно переписать, отменив лимит на число сроков или придумав должность с полномочиями пошире президентских.
Почему же тогда столько нервозности и откуда берутся утечки, вроде недавней блумберговской, о том, будто в Кремле в качестве способов организации нового рабочего места для вождя всерьез обсуждают какие-то забубенные авантюры — например, поглощение Белоруссии?
Если отбросить рассуждения о несуществующем стремлении белорусов стать россиянами, о мнимых грезах россиян заполучить Белоруссию и о выдуманной готовности минского режима исчезнуть, то останется план принудительного присоединения соседней страны. И неважно, прямого или под прикрытием какого-то союзного слияния. Никто ведь не увидит разницы. Этот проект давно лежит в запасниках. Время от времени его приоткрывают публике, но пока не пускают в ход по причине остаточного понимания, насколько он опасен и дорогостоящ.
Смежный план — расчленения Казахстана — опасен ничуть не меньше, хотя и по-другому. Стараниями Назарбаева дерусификация зашла там довольно далеко, но в нескольких приграничных областях еще есть русское большинство, которое теоретически могло бы откликнуться на зов. Однако без санкции Китая этот проект предельно рискован или, пожалуй, уже просто невозможен. А китайское дозволение, если допустить, что оно вообще может быть дано, означало бы превращение Москвы в открытого вассала Пекина.
иТо, что две эти головокружительные авантюры, способные перевернуть все вверх дном, обсуждаются у нас в качестве таких же правдоподобных способов переоформления власти Путина, как и нехитрая процедура нурсултанизации российских законов, подводит к вопросу: чем путинская Россия так отличается от назарбаевского Казахстана?
Наша держава отличается от прочих, тут упомянутых, в двух взаимосвязанных пунктах.
Во-первых, все названные здесь государства, от Казахстана и Туркменистана до Сингапура и Китая, являются прочно стоящими на ногах автократиями, которые не спрашивают народ о порядке передачи власти от одной персоны к другой. А если спрашивают, то заранее уверены в положительном ответе. Поэтому смена первых лиц у них — дело сугубо верхушечное.
У нас же это не совсем так. В 2011-м возвращение официальной власти от Медведева обратно к Путину вызвало национальный кризис, память о котором стала для нашего руководящего круга незаживающей раной. Поэтому предпринимать что-нибудь во вкусе Назарбаева или Ли Куан Ю — в их глазах начинание довольно опасное, успеха не гарантирующее. Особенно сейчас, когда народное доверие к режиму и без того ослабло.
А во-вторых, раз пустившись в авантюры, как-то психологически легче ввязываться в новые. Ни в Казахстане, ни в Китае верхушки не самовыражаются путем территориальной экспансии и борьбы с внешним миром. Их лозунги — быстрое развитие, деловые отношения с Западом и Востоком, привлечение отовсюду технологий и капиталов и прочие более или менее спокойные занятия. Их стратегия — не быть изгоями, не подпадать под санкции, ни с кем слишком сильно не враждовать. Автократы-то автократы, но приучили ближних и дальних, что с ними можно иметь дело.
Наши вожди приучили себя и весь мир совершенно к другому. Который год живут в осаде, со всеми в ссоре, самовыражаются на внешних фронтах. В их оптике какой-нибудь очередной скандал всемирного масштаба — может быть, даже более понятный и простой способ продлить власть правителя, чем вся эта кропотливая назарбаевщина.
Вот что значит срединное положение между Западом и Востоком. Демократию не приемлют категорически и видят разве что в кошмарных снах. А автократия по-казахстански, по-сингапурски и даже по-китайски для них слишком расчетлива, трудоемка и миролюбива.
Сергей Шелин
https://www.rosbalt.ru/blogs/2019/03/22/1771192.html