Светлана Сорокина: Настрой Владимира Владимировича в отношении руководства нашей компании, конечно, сыграл очень большую роль.
Анна Качкаева: А кто-то еще, кроме Владимира Владимировича Путина?
Вера Кричевская: Все внесли...
Светлана Сорокина: В это гнездышко каждый по веточке. Я с умилением вспоминаю господина Коха той поры, господина Лесина замечательного.
Вера Кричевская: Недавно мы обратились к Коху, попросили в этом месяце прийти к нам в эфир, поговорить. И у меня даже был коварный план, я думала, если Кох согласится, я Женю попрошу из Киева приехать. У меня была идея, которую я с февраля вынашивала: в студии «Дождя» посадить Коха и Киселева. Мне казалось, что это будет хит, который войдет в историю. Мы написали письмо. Короче говоря, он обиделся и отказался. И мне ужасно жаль.
Светлана Сорокина: Мне всегда странно, когда Кох обижается.
Вера Кричевская: Когда эта идея пришла мне в голову, я не спала...
Светлана Сорокина: И вошел в историю «Глас народа», где Кох с Киселевым напротив друг друга сидели. А поскольку я была ведущей, я была против этой конфигурации. Я прекрасно знала, что представляет собой Кох – отвязный и языкастый. Я уже делала с ним интервью и знала, кто такой Кох. И я очень отговаривала Женю выступать с ним на одном ринге. У Жени другой темпоритм, он по-другому реагирует.
Вера Кричевская: И совершенно разные эмоциональные состояния на тот момент.
Светлана Сорокина: Конечно. Кох абсолютно в ощущении, что он на тачанке, и его пулемет строчит. А у Жени, естественно, другое состояние, я считаю, нервная система изношена. Я его всячески отговаривала. «Нет, - сказал Женя, - я пойду». Ну и все разворачивалось так, как разворачивалось: Кох на своей тачанке, Женя не успевал уворачиваться от пуль. Но главное – это финал. Я уже стояла мокрая на площадке рядом с собеседниками. И когда в конце Женя, мне кажется, домашнюю заготовку стал выдавать на тему того, что... А речь шла о том, что противная сторона предлагает деньги за акции компании. И вдруг Женя завел речь про то, что это отчий дом, где выросли дети, где есть старые фотографии, что в этот отчий дом хотят прийти другие люди, купить его и сделать там бордель, публичный дом. «И как вы думаете, как мы можем к этому относиться?». А уже были последние минуты перед тем, как пойдет шапка финальная. Тут я посмотрела на Коха и поняла, что сейчас произойдет страшное. Потому что у Коха волосы немножко дыбом от хорошего настроения встали, он весь сосредоточился, он уже не мог дождаться, когда Женя последнее слово произнесет, чтобы встрять. И я знала, что он скажет примерно, и он это сказал: «Ну да, за 100 миллионов нельзя в отчем доме сделать публичный дом, а за 300 миллионов можно». И это была последняя фраза, пошла финальная шапка, отыграть это было уже невозможно. А как вы знаете, по правилу Штирлица, запоминается произнесенное в конце.
Анна Качкаева: А как за эти 10 лет изменилась ваша профессия? И изменилось ли что-то в людях, которые выходили тогда на митинги, пусть и не многочисленные? А сейчас мало что их заставляет это делать.
Вера Кричевская: Я вспоминаю записку Сахарова 68-го года об основных опасностях для страны, где вторым или третьим пунктом он пишет об оболванивании массовой культурой, как об одной из базовых опасностей для общества. И мне кажется, что 10 лет мы развиваемся ровно в этом направлении – в направлении оболванивания. И мне кажется, что в этом контексте гражданским институтам родиться крайне сложно, намного сложнее, чем 15-20 лет назад.
http://www.svobodanews.ru/content/transcript/3554540.html?utm_source=lenta.ru&utm_medium=links&utm_campaign=LentaRu