Отчизна, выцветшая снова, в который раз за тыщу лет!
Лови хоть Штирлица цветного, раз ничего цветного нет.
Мы в новом мире очутились. В нем полноправно правит цвет.
Раскрашенный Исаев-Штирлиц спасает крашеную Кэт.
заимствовано из ЖЖ: http://irin-v.livejournal.com/
Страна, от старца до плейбоя, глядит, махнув на все рукой:
какое небо голубое! А Мюллер розовый какой!
А краски — словно от Диснея! Герой предстал во всей красе
и врет, нимало не краснея: в разведке так умеют все.
Эффект покуда не изучен. Какие планы, Боже мой!
Давайте Чаплина озвучим, а то ведь бегает немой…
Зачем смотреть благоговейно на купола-колокола
из кинофрески Эйзенштейна? Покрасить их, и все дела!
Желаем зрителю добра ведь: чего он пялится во мрак?
И, кстати, Грозного поправить, а то одет незнамо как.
Пускай его причешет Зверев, российской моды ветеран,
и зритель купится, поверив, что Грозный стильный был тиран.
Увы, краситель сериала забыл (его ли в том вина?),
что фильм Лиознова снимала уже в цветные времена.
Мы упустили между делом, маркетингом увлечены,
что он задуман черно-белым, каким был мир в конце войны:
там многоцветие не в моде, лубочных красок не видать…
И коммунисты даже вроде хотят на это в суд подать
— но не получат перевеса. Родная партия, прости:
навряд ли на пути прогресса барьер возможно возвести.
Тут поле мощное такое, что дела хватит на века:
к примеру, есть «Каприччос» Гойи — их не покрасили пока;
расцветим в будущем для пробы, не опасаючись суда,
офорты Рембрандта? Еще бы! Гравюры Дюрера? О да!
Кто пожелает нос расквасить, трудясь на новом рубеже?
Гораздо проще перекрасить то, что имеется уже.
И что мы скромничаем, братья, свой имидж втаптывая в грязь?
Детей любимое занятье — игра полезная «Раскрась».
Раз в десять лет, по зову сердца, мы перекрашиваем всласть
былые доблести и зверства из черной — в розовую масть,
давно устав дивить планету, устав искать благую весть…
Раз ничего другого нету — давайте красить то, что есть.
С одной догадкой нету сладу — пусть я за это огребу:
мы все давно — лет тридцать кряду — живем в повапленном гробу.
На нем, как прежде, надпись «Russian», внутри отделка из Европ,
он лакирован, он подкрашен, в нем нефть и газ, но это гроб.
Соседи пялят без опаски глаза бесстыжие свои.
На нем лежат различной краски несовместимые слои:
он черным был и краснокожим, он примерял защитный цвет…
Его мы только красить можем, но переделать — нет и нет.
Страна моя! Я твой поклонник.
Но почему передо мной лежит накрашенный покойник,
моей зовущийся страной?! Отсюда, верно, наша злоба, скопившаяся в тайниках,
— что из повапленного гроба нам всем не вылезти никак.
Раскрашен фильм, озвучен Чаплин, родная нефть идет в трубу,
престол незыблем, гроб поваплен, и в нем стабильно, как в гробу...
А впрочем, есть у этой меры резон, придуманный давно:
коль все вокруг настолько серы — пусть краски будут хоть в кино.
Я был ребенком оробелым, но суть вещей открылась мне:
был телевизор черно-белым, а мир вокруг — цветным вполне.
Отчизна, выцветшая снова, в который раз за тыщу лет!
Лови хоть Штирлица цветного, раз ничего цветного нет.